– Да, – столь же серьезно ответил Струан. – Я тоже за это. Но вы рассуждаете в масштабах целой нации. С исторической точки зрения. Это ничего не дает на практике. И я не считаю, что можно винить французов в честолюбии их королей. Или оправдать обращение турков в христиан посредством огня и меча. Я уже высказал свои взгляды за обедом. Если говорить о всех государствах сразу, то я уверен, что без какой-либо формы контроля за действиями королей – и королев – войн окончательно не избежать. Его превосходительство сегодня очень удачно выразился на этот счет. Короли – да и вообще любые вожди – проливают не свою кровь, а кровь других людей. Говоря же о практической стороне, я мало что могу сделать. Мой торговый дом не решает государственных проблем – и я не обладаю никакой реальной властью в парламенте, как вам хорошо известно.
– Но во всем, что касается Азии, к вашему мнению прислушиваются очень внимательно. А власть – и огромная власть – есть у меня в Санкт-Петербурге.
Струан глубоко затянулся сигарой, потом выпустил длинную струю дыма:
– Что вам нужно в Азии?
– Что вам нужно в Китае?
– Торговля, – ответил Струан тут же, словно не задумываясь, хотя внутренне весь собрался, чтобы случайно не выдать своей истинной цели. Существует, черт возьми, огромная разница, сказал он себе, между Азией и Китаем.
– Я, возможно, сумел бы добиться, чтобы «Благородному Дому» было даровано исключительное право поставлять чай на рынок всех трех Россий. И такое же право на вывоз пушнины и зерна изо всех трех Россий.
– В обмен на что? – спросил Струан, ошеломленный огромностью этого предложения. Подобная монополия означа ла бы миллионные доходы. И столь сильная позиция обеспечила бы ему влиятельное положение в английских политических кругах и подняла бы его престиж на недосягаемую высоту.
– Дружбу, – ответил Сергеев.
– Это слово включает в себя множество значений, ваше высочество.
– У него есть только одно значение, мистер Струан. Хотя, конечно, существует много способов, как друг может помочь другу.
– Какую конкретную помощь вы конкретно хотите получить в обмен на конкретное соглашение с моей компанией?
Сергеев рассмеялся.
– Этак у нас получится слишком много конкретностей для одного вечера, мистер Струан. Но, согласитесь, мое предложение стоит того, чтобы над ним поразмыслить и серьезно его рассмотреть. А также обсудить, выбрав для этого конкретный момент, а? – Он устремил взгляд мимо кораблей через гавань на материк. – Вы непременно должны побывать в России, – повторил он.
– Когда вам понадобится перевод, ваше превосходительство? – Горацио поднял глаза от бумаги, которую минуту назад протянул ему Лонгстафф.
– В любое время, мой милый. Скажем, как-нибудь на днях, ну? Только поставьте китайские иероглифы над английскими словами, хорошо?
– Слушаюсь, сэр. Мне следует отправить его кому-нибудь?
– Нет. Просто вернете его мне. Разумеется, дело это приватное. – Лонгстафф отошел, довольный тем, как продвигается вперед его план. Письмо гласило: «Его превосходительство английский капитан-суперинтендант торговли желает приобрести пятьдесят фунтов семян тутового дерева или тысячу саженцев, которые должны быть доставлены ему как можно быстрее». Все. что ему останется сделать, когда Горацио вернет текст переведенным, это подставить «чая» вместо «тутового дерева». С этим он и сам справится: китайский иероглиф, обозначающий чай, можно найти на каждом ящике, который отправлялся домой. А потом он будет ждать, пока не решит, к кому можно и обратиться с таким посланием.
Оставшись один, Горацио перечел письмо. Интересно, зачем это Лонгстаффу вдруг понадобились тутовые деревья? Десятки тысяч этих деревьев вместе с шелковичными червями росли на юге Франции, и было бы проще простого получить семена оттуда. В то время как в Китае раздобыть их будет совсем не просто. Или Лонгстафф намерен посадить рощу этих деревьев прямо здесь? Но зачем ему тогда пятьдесят фунтов семян? Это же громадное количество, а он никогда не увлекался садоводством. И зачем подчеркивать, что это частное дело и не должно разглашаться?
– Горацио?
– А, привет, Джордж. Как поживаешь?
– Прекрасно, благодарю тебя.
Горацио заметил, что Глессинг был весь в поту и заметно нервничал.
– Что случилось?
– Ничего. Просто, видишь ли... ну, в жизни каждого человека наступает день... когда он должен... ну, ты вдруг встречаешь кого-то, кто... нет, я говорю все не то. Это касается Мэри. Я хочу жениться на ней, и мне нужно твое благословение.
Горацио вспыхнул, но тут же заставил себя успокоиться и сказал то, что уже решил сказать. Сегодня он весь вечер особенно остро ощущал то внимание, которое Глессинг оказывал Мэри; и вспоминал выражение лица капитана в самый первый день на острове. Он ненавидел Глессинга за то, что тот осмелился осложнить жизнь ему и Мэри, осмелился возомнить, будто Мэри хотя бы на мгновение может им всерьез заинтересоваться. – Я крайне польщен, Джордж. И Мэри тоже будет польщена. Но она... видишь ли, я думаю, она еще не вполне созрела для супружеской жизни.
– Да что ты! Конечно же, она к ней готова, давно готова, тут и думать нечего. А у меня прекрасные перспективы, и мой дед собирается отказать мне родовое поместье. Достаток у меня будет весьма приличный, и служебная карьера выглядит чертовски заманчиво, к тому же...
– Поостынь немного, Джордж. Мы должны очень тщательно все обдумать и взвесить. Ты уже говорил об этом с Мэри?