– Ты завтракаешь в девять часов вечера?
– Видишь ли, мой милый, когда живешь в борделе, поневоле все начинаешь делать, как шлюха! – Он громко захохотал, потом схватился за грудь. – Кровь Христова, Тай-Пэн, как я ослабел! Ты видишь перед собой лишь тень живого человека, настоящий призрак бессмертного Квэнса.
Струан сел на кровать.
– Миссис Фортерингилл говорила о каком-то счете. Клянусь Богом, я же дал тебе мешок золота!
– Счете? – Квэнс пошарил под подушкой, отшвырнул в сторону недоеденный бутерброд, две книжки, три-четыре кисточки, несколько интимных предметов женского туалета и достал бумагу. Тяжело дыша, он сунул ее в руки Струану: – Посмотри, сколько эта ростовщица требует с тебя.
– Требует с тебя, ты хочешь сказать. – Струан взглянул на сумму: – Господи всеблагой и милосердный! – В счете значилось четыреста шестнадцать фунтов четыре шиллинга четыре пенса и фартинг. Семь с половиной шиллингов в день за стол и постель. Сто семь фунтов за краски, кисти, холст. Самая крупная цифра стояла напротив слов «Различные услуги». – Что, черт возьми, означает эта статья?
Квэнс поджал губы.
– Чес-с-слово, как раз это я сам безуспешно пытался вытянуть из старой карги.
Струан подошел к двери и крикнул вниз:
– Миссис Фортерингилл!
– Вы звали меня, Тай-Пэн? – сладким голосом спросила она, стоя внизу у лестницы.
– Да. Вы не будете добры подняться сюда?
– Я вам понадобилась? – спросила она еще более любезно, входя в комнату.
– Объясните мне, что это за чертовщина? – Струан зло ткнул пальцем в счет: – «Различные услуги» – без малого триста двадцать фунтов!
– А, это... – лукаво ответила она, – Бизнес, Тай-Пэн.
– Что?
– Мистер Квэнс совершенно не выносит одиночества, и эта цифра отражает услуги, оказанные ему как клиенту заведения с тех пор, как он был поручен нашим заботам. – Она презрительно фыркнула носом: – Мы ведем здесь строгий учет. Тут все правильно до минуты.
– Ложь! – взвыл Квэнс. – Она приписала лишнего, Тай-Пэн. Это шантаж!
– Шантаж! – взвизгнула миссис Фортерингилл. – Ах, ты... ты... а я и мои юные леди еще спасали тебя хуже, чем от смерти, да к тому же во второй раз!
– Но триста с лишним фунтов? – изумленно проговорил Струан.
– Все верно до минуты – Господь свидетель. Ему еще нравится рисовать их, а не только... у меня лучший бухгалтер в Азии. Другого бы я и не взяла на работу!
– Это невозможно, – настаивал Струан. Квэнс встал на постели, приложил одну руку к сердцу, а другой указал на женщину.
– От вашего имени, Тай-Пэн, я отказываюсь принимать этот счет! – Он выпятил грудь, как павлин. – Это ростовщичество!
– А-а, вон ты как заговорил? Ну что ж, тогда и я скажу, скажу тебе прямо в лицо, навозная ты куча, старый вонючий прыщ – вон отсюда! И я сегодня же все расскажу твоей жене! – Она круто повернулась и пронзительно крикнула: – Леди!
– Право, миссис Фортерингилл, – осторожно начал Аристотель, – не нужно так горячиться.
Девушки прибежали бегом. На этот раз их было восемь.
– Заберите это и отнесите в мою комнату, – приказала мадам, махнув рукой на краски, кисти и картины. – Никакого кредита, и все это останется у меня, пока счет не будет оплачен до последнего пенни! – Оскорбленно вздернув голову, она вышла.
Квэнс выбрался из постели, путаясь в ночной рубашке:
– Леди! Клянусь Богом, вы ни к чему не притронетесь!
– Ну, будь паинькой, – спокойно сказала Нелли. – Если мадам говорит, что их нужно вынести, значит мы их вынесем, даже если бы тут стоял сам Господь Бог!
– Вот именно, разлюбезный ты наш, – добавила другая. – Наша Нелли сказала все как надо, честь по чести.
– Одну минуту, леди, – вмешался Струан. – Мистеру Квэнсу вручили счет. Это и явилось причиной всего беспокойства. Мисс Нелли, вы... э... ну, вы проводили с ним время?
Нелли уставилась на Струана:
– Вы говорите «время», Тай-Пэн? Да у нашего дорогого мистера Квэнса на это самое «время» такой аппетит, какого во всем Ветхом Завете не сыщешь.
– О да, Тай-Пэн, – со смешком добавила другая. – Иногда ему даже нравится, когда нас две зараз. О, второго такого еще поискать!
– Это я чтобы рисовать, клянусь Богом! – прокричал Квэнс.
– Да полно, будет вам, мистер Квэнс, – сказала Нелли. – Мы же тут все друзья.
– Часть времени он нас рисует, – согласно кивнула еще одна девушка.
– Когда? – спросила другая. – А меня так вот он ни разу не рисовал.
– Ложь, клянусь Богом! – запротестовал Квэнс, поворачиваясь к Струану. Но, увидев выражение лица Тай-Пэна, сник и сел обратно на кровать. – Право, Тай-Пэн, – взмолился он, – не нужно судить так опрометчиво. Что может поделать человек, если он... популярен.
– Ты, верно, из ума выжил, если думаешь, что я стану платить за твой «куэнтус»!
– Что такое «куэнтус»? – возмущенно осведомилась Нелли. – Мы порядочные леди, вот так вот. Самые что ни на есть риспиктабельные. И нам не нравится, когда при нас говорят всякие грязные слова!
– Это просто «время» по-латыни, моя дорогая мисс Нелли, – хрипло пояснил Квэнс.
– О, – сказала она и сделала книксен. – Тогда прошу прощения, Тай-Пэн!
Квэнс схватился за сердце и закатил глаза.
– Тай-Пэн, если ты покинешь меня, мне конец. Долговая яма! Я умоляю тебя, – он сполз с кровати и смиренно встал на колени, – не поворачивайся спиной к старому другу!
– Я оплачу этот счет и заберу все твои картины под эту ссуду. Но это последний пенни. Ты понимаешь, Аристотель? Больше я платить не буду!